– А вы уверены, что признание не вырвалось у вас случайно? Она же, несомненно, подталкивала вас продолжать.
– Ну-у… теперь, когда вы об этом заговорили, мне все представляется немного по-новому. Не понимаю, как вам удалось внушить мне такую мысль. Наверное, из-за ваших вопросов, но теперь мне кажется, что она продолжала одобрять мою дружбу с Глэдией. Прямо ей содействовала. – Лицо у него стало встревоженным, – Прежде мне и в голову не приходило. Я просто ни о чем таком не думал.
– Как вы считаете, почему она подталкивала вас повторять ваши предложения Глэдии?
Гремионис жалобно вздернул брови и провел пальцем по усикам.
– Наверное, можно предположить, что она пыталась от меня избавиться. Застраховывалась, чтобы я больше ей не досаждал. – Он усмехнулся. – Не очень лестно для меня, а?
– Доктор Василия перестала относиться к вам по-дружески?
– Вовсе нет. Даже наоборот.
– Она пыталась вам советовать, как лучше вести себя с Глэдией, чтобы добиться успеха? Например, проявлять больше интереса к творчеству Глэдии?
– Этого не требовалось. Творчество Глэдии и мое очень близки. Я работаю с людьми, а она с роботами, но оба мы – дизайнеры, художники. Это сближает, понимаете? Мы даже иногда помогаем друг другу. Кроме тех случаев, когда я предлагаю себя и получаю отказ, мы настоящие друзья. Если подумать, так это очень много.
– Доктор Василия рекомендовала вам проявить больше интереса к работе доктора Фастольфа?
– С какой стати? О работе доктора Фастольфа я понятия не имею.
– Но Глэдия могла интересоваться работой своего покровителя, и тогда это был бы способ понравиться ей.
Гремионис сощурился. Он вскочил на ноги, стремительно прошелся по комнате, остановился против Бейли и сказал:
– По-слу-шай-те! Я, конечно, не самый умный человек на планете, и даже в первый десяток не вхожу, но я все-таки не идиот и понимаю, к чему вы клоните.
– О?
– Все ваши вопросы направлены к тому, чтобы я сознался, будто доктор Василия подтолкнула меня влюбиться в Глэдию… И я… – Он удивленно умолк. – Я влюблен! Как в исторических романах… – Он задумался, и в глазах у него засветилось радостное изумление. Затем оно опять сменилось злостью, – Подтолкнула влюбиться и оставаться влюбленным, чтобы я выведал побольше у доктора Фастольфа и узнал, как вывести из строя этого робота… Джендера.
– Вы так не считаете?
– Нет! – закричал Гремионис. – Я ничего не понимаю в робопсихологии. Ни-че-го! Как бы подробно мне ни объясняли, я все равно ничего не пойму. И уверен, что Глэдия тоже. И никому никаких вопросов по робопсихологии я не задавал. Никто ничего мне про робопсихологию не говорил. Ни доктор Фастольф, ни кто-либо другой. Доктор Василия ничего подобного мне не советовала. Ваша омерзительная теория не стоит и выеденного яйца! – Он взмахнул руками. – Полная бессмыслица. Бросьте о ней думать.
Он снова сел, скрестил руки на груди и так крепко сжал губы, что усики ощетинились.
Бейли поднял глаза на апельсин, который по-прежнему тихо играл приятные мелодии и мягко менял окраску, завораживающе покачиваясь по короткой дуге.
Если выпад Гремиониса сбил его, он ничем этого не выдал.
– Я все понял, – сказал он, – но тем не менее вы часто видитесь с Глэдией?
– Да, вижусь.
– Ваши повторные предложения не оскорбляют ее, а ее повторные отказы не оскорбляют вас?
– Мои предложения полны вежливости. – Гремионис пожал плечами. – Ее отказы полны мягкости. Что должно нас оскорблять?
– Но как вы проводите время вместе? О сексе, очевидно, и говорить нечего, робопсихологию вы тоже не обсуждаете. Чем же вы занимаетесь?
– А что – все отношения между людьми исчерпываются сексом и робопсихологией? Нам есть чем заняться вместе. Ну, во-первых, мы беседуем. Ее очень интересует Аврора, и я часами описываю нашу планету. Она же почти ее не видела, понимаете? А она часами рассказывает мне про Солярию – какая это адская дыра. Я даже Землю предпочел бы, не поймите меня превратно. И еще – ее покойный муж. Какой жалкий субъект! У Глэдии, бедняжки, жизнь была очень тяжелая. Мы вместе бываем на концертах, несколько раз я возил ее в Институт художеств, и мы работаем вместе, я же вам говорил. Мы вместе рассматриваем мои эскизы или ее эскизы. Сказать откровенно, по-моему, роботы большого простора для вдохновения не дают, но каждому свое, понимаете? Вот и она посмеивается, когда я объясняю, насколько важна правильная стрижка. Она сама носит волосы немножко не так. Впрочем, больше всего мы вместе гуляем.
– Гуляете? Где?
– Да повсюду. Просто гуляем. У нее такая привычка из-за ее жизни на Солярии. Вы бывали на Солярии… Ах, ну конечно же! Извините. На Солярии частные владения просто огромны, а живет в каждом один человек. Иногда двое. И множество роботов. Там можно идти милю за милей в полнейшем одиночестве, и Глэдия говорит, что возникает такое чувство, будто вся планета принадлежит тебе. Ну, естественно, роботы всегда рядом, приглядывают, чтобы с тобой ничего не случилось, но на глаза зря не показываются. Здесь на Авроре Глэдии не хватает ощущения, что мир принадлежит только ей.
– Вы хотите сказать, что она мечтает завладеть всем миром?
– В смысле, что она жаждет власти? Глэдия? Полнейшая нелепость! Она просто тоскует по единению с природой. Сам я ничего подобного не испытываю, понимаете? Но мне нравится угождать ей. Разумеется, на Авроре невозможно почувствовать себя так, как на Солярии. Обязательно где-нибудь будут люди, уж тем более внутри городской черты Эоса, а в программе роботов нет указания, что им надо скрывать свое присутствие от людей. Собственно говоря, аврорианцы обычно сопровождаются роботами… Однако я знаю несколько довольно пустынных мест, и Глэдии нравится бродить там.